Николай Леонов - Исповедь сыщика [сборник]
— Понимаешь, парень, у нас в России сейчас ничего нет, и юмора тоже, а преступников, в частности убийц, как котов на помойке.
— У нас много депутатов, — вставил Гуров.
— Полковник, не забывайтесь…
— Петр Николаевич, снимите трубочку, — сказала секретарша.
— Прекрасно! — Генерал снял трубку, прикрыл ладонью. — Ты объясни мальчику, чего у нас много и как у тебя с юмором. — И продолжал уже в трубку: — Господин генерал? Это некто Орлов, если помните… — Он выслушал ответ и громко рассмеялся: — Ну, здравствуй, здравствуй… Чего надо? А чего с тебя взять? Хотел узнать, как здоровье. Как Мариша, ребята? — Он слушал абонента и указал Гурову на дверь.
Полковник подтолкнул Дитера вперед и вышел следом.
— Лев Иванович, долго еще? Сил никаких нет! — сказала возмущенно секретарша.
— Верунчик, я тебе говорил, иди в коммерческий ларек, там порядок и деньги, дам рекомендацию. Ты знаешь, я в авторитете, — сказал серьезно Гуров.
— С превеликим удовольствием, еще вчера ушла бы, — ответила Верочка. — Так ведь он, — девушка кивнула на дубовые двери, — без меня пропадет.
— Елена, что до тебя генерала стерегла, то же самое говорила. — Гуров открыл дверь в коридор, кивнул Дитеру, приглашая выйти в коридор. — Так ушла, замужем, гуляет на последнем месяце, а ты здесь, на посту. Ты, Верунчик, недооцениваешь Россию, у нас душевных дураков и дурочек еще надолго хватит.
Коридор был длинный, полутемный, зажат с обеих сторон шеренгами безликих дверей; рабочий день давно кончился, немец и русский шли неторопливо, первый говорил, второй, не слушая, поддакивал, думал о своем.
— Господин полковник, меня предупреждали, что Россия страна не такая… Я не много видел полковников и генералов, но вы люди странные, простите за дерзость, но ведь положение обязывает…
— Обязывает? — хмыкнул Гуров. — Вяжет, просто петля.
— Простите, я растерялся, говорю не о том, но мне интересно. Генерал ваш начальник?
— Обязательно.
— А человек, с которым генерал сейчас говорит по телефону, подчиняется Петру Николаевичу?
— Обязательно. — Гуров взял Дитера под руку и повернул в обратную сторону.
— Так почему генерал всех просит, он даже свою секретаршу просит?
— У нас все равны.
— Секретарша и генерал?
— Секретарша главнее. — Гуров остановился и ткнул Дитера пальцем в грудь. — Отстань, хочешь говорить — говори, а вопросов не задавай, мешаешь думать.
— Слушаюсь, господин полковник! — Дитер щелкнул каблуками.
— Промазал, сейчас я не господин полковник, а хам.
— Простите, Россия…
Верочка выглянула в коридор и позвала:
— Лев Иванович, просят зайти.
— Россия, — бормотал Гуров, убыстряя шаг, — ты, приятель, Россию не видел, познакомишься — в холодном поту проснешься… Домой тебя надо отправить, в Европу…
— Не надо, господин полковник…
Орлов встретил оперативников улыбкой:
— Ну, в принципе, господин полковник, твои просьбы будут удовлетворены, дорога в крематорий…
— Господин генерал, — перебил Гуров, — ваш специфический юмор, простите. Вы обговорили вопрос, как легендируется для окружения, что мы заняли данный дом и арендовали машину? Ведь нас будут проверять и начнут именно с дома и машины. Как? Почему? От кого?
Орлов явно смешался, взглянул на Дитера.
— Ты угощайся, парень, — и налил ему коньяку, — не стесняйся, наш разговор ты все равно не поймешь. — Повернулся к Гурову: — Ты, Лева, как обычно, берешь за яблочко. Василий, — генерал погладил телефонный аппарат, — мне обещал вопрос проработать. Ты понимаешь, Лева, тамошний генерал мой давнишний приятель, человек честнейший, но ума не палата, я опасаюсь. Может, ты по своим каналам легендируешься, через Юдина или Бунича?
— Чего? — Гуров от возмущения даже привстал на носки. — Кто меня в этом кабинете распекал за связь с коррумпированными финансистами? Кто мне про честь мундира…
— Начальник главка генерал Орлов, — перебил Орлов и посмотрел невозмутимо. — И правильно распекал. А сейчас с тобой разговаривает оперативник и друг, который хочет быть уверен, что на первых шагах тебя там не завалят. Кто лучше — Юдин или Бунич?
— Бунич, — ответил Гуров. — Юдин из этих структур ушел, чистенький как стеклышко.
— Значит, звони Буничу, это его регион, пусть он по своим каналам тебя легендирует.
— А зачем ему? Он мне ничего не должен.
— Не ври, грешно. Чтобы человек с тобой схватился и без долгов ушел? А кто его охранников-близнят от тюрьмы спас, когда они наркотики хотели схватить?
— Так я не их спасал, а Рогового прихватывал, — улыбнулся Гуров.
— Это знаешь ты! Да что я тебе объясняю? Не морочь мне голову, ты еще тогда все просчитал и запасец на черный день припрятал. Не будь скупердяем, заначку доставай и действуй. Только хозяину этого кабинета, — Орлов постучал пальцем по столу, — ни гугу, это твои оперативные дела. С вами, господин полковник, мы разобрались.
Орлов вместе с креслом повернулся к Дитеру и начал его разглядывать, будто впервые увидел. Немец понял: решается его судьба, неверное слово, плохая реакция — и он полетит в Мюнхен. А это позор. Почему-то вспомнились рассказы Айзека Азимова, Брэдбери, встречи людей с инопланетянами, попытки найти общий язык. Дитер не опускал взгляда, смотрел на русского генерала и уже не видел мятого костюма, криво повязанного галстука, только глаза, внимательные, строгие, одновременно доброжелательные, массивный шишковатый лоб, за которым скрывались мысли-тайны. Не опускай взгляда и молчи до последнего, молчи, пока не будешь знать точный, однозначный ответ.
— Ну, как коньяк, инспектор, нравится?
— Ничего, спасибо.
— А чего же ты рюмку второй час мучаешь?
— Я немец, привычка.
— Ты в джунглях охотился?
— Нет.
— Я тоже не охотился и с лучшим проводником в джунгли бы не пошел, там свои законы. А ты?
— На охоту не пошел бы.
— А за чем бы пошел?
— Спасать друга. — Дитер замялся, тяжело сглотнул, он чувствовал, что идет по самому краю, но еще не провалился. — Спасать свою честь.
В глазах генерала заплясала смешинка; Дитер испугался, что сказал лишнее, но знал, что исправить ничего нельзя, молчал.
— Инспектор! — Голос Орлова стал генеральским. — Поставьте рюмку на стол!
Дитер выполнил приказ.
— Теперь медленно-медленно возьмите.
Дитер медленно протянул руку, взял рюмку, допил коньяк. Генерал был совершенно непредсказуем, повернулся к полковнику и сказал:
— Рост сто восемьдесят пять, вес девяносто, глаза, стрижка — типичный полицейский. — Казалось, он забыл о Дитере, говорил только с Гуровым. — Ты понимаешь, Лева, тебе там не с паханами темными дело иметь, не с ворами в законе, а с авторитетами, с людьми, служившими у нас и у соседей, которые покатались по Европам, поглядели, нанюхались. От него полицейским за версту несет.
— Неужели ты полагаешь, Петр, что я это не учел и не включил в легенду? — удивленно спросил Гуров. — Конечно, Дитер — полицейский и служит в охране, только он служит двум богам.
— Неплохо. — Генеральский тон пропал. Орлов вновь начал тереть нос, пытался поставить его на место; только оперативники расслабились, как генерал спросил: — Откуда он так хорошо говорит по-русски? Полицейский, русский в совершенстве, таким человеком рисковать не будут. Только не надо мне рассказывать про деда, семейный террор и русскую литературу. Я говорю, для одного человека это многовато. Вы мне ответьте, господин полковник, если бы у вас был такой парень, вы бы позволили ему лететь в Мюнхен налаживать связь с местными заправилами преступного мира?
Полковник молча пожал плечами, Дитер понял, что провалился. Его сбивали не только парадоксальные вопросы генерала, но и манера общения русских между собой. То они обращаются друг к другу вполне официально, то говорят между собой, как мальчики на вечеринке. Дитер не мог понять: смена обращения что-то значит и что именно?
Первым оправился от удара и нашел простейший контрход полковник, взял со стола нетронутую рюмку генерала и сказал:
— Вы, господин генерал, не пьете, сливать в бутылку в присутствии иностранца неудобно, выливать грешно. — Выпил залпом, промокнул губы платком и закурил. — Вас, Петр Николаевич, просто дезинформировали, к сожалению, этот немец по-русски, как я по-немецки.
Дитер принял мяч с лета и сердито ответил:
— Ты есть врать! Я русский понимай! Говорить мало, понимай много!
— Ладно. — Орлов тяжело поднялся, махнул рукой. — Готовьтесь, через двое суток доложите разработку, будем решать.
Дитер сел в «Жигули», дисциплинированно пристегнулся, посмотрел на жесткий профиль полковника, который невозмутимо газовал, пытаясь завести машину, и в десятый, сотый, возможно, тысячный раз подумал, что читал Чехова, Гоголя, современных русских писателей, а людей этих не понимает. На такой машине в Германии может ездить только конченый человек. Наконец мотор заработал, «жигуленок», кашляя, скрипя и переваливаясь, выкатился со стоянки на улицу, полковник включил указатель правого поворота, и тут же какая-то машина бросилась из центрального потока прямо наперерез, пронеслась в сантиметрах от них, залила грязью ветровое стекло и унеслась, будто ничего не случилось. И полковник никак на происшедшее не реагировал, пустил «дворники» и выкатился на центральную магистраль. «Чуть-чуть, и нас бы разбили к чертовой матери, — подумал Дитер, покосился на спокойное лицо полковника. — Может, за нами уже началась охота?»
